Публикация этой книги стала возможной благодаря работе по собиранию и исследованию блокадных текстов, которая ведется в Европейском университете. С 2019 года в работу с документальным наследием блокады включился один из новых научных центров ЕУСПб — Центр изучения эго-документов «Прожито». Настоящий том посвящен феномену блокадного дневника. Его основная идея — ответить на вопрос «Что такое блокадный дневник?». Во вступительной статье известный поэт и филолог Полина Барскова анализирует практики ведения дневника в блокадном Ленинграде, рассказывает о его функциях, назначении, жанровых особенностях и содержании. В условиях катастрофического голода, холода, вражеских бомбардировок и обстрелов сотни тысяч людей оказались заперты в городе. У многих из них был доступ к бумаге и чернилам, и некоторые начали вести дневники. Записи велись людьми самых разных возрастов и социальных групп — от школьников до представителей партийной номенклатуры. В этом томе представлены семь наиболее характерных в жанровом отношении текстов, показывающие разные грани блокадных дневников. Послесловие Анастасии и Алексея Павловских посвящено месту блокадного дневника в структуре культурной памяти о блокаде, а также их символической значимости для различных этапов осмысления блокады Ленинграда, в том числе для современности.

Публикация этой книги стала возможной благодаря работе по собиранию и исследованию блокадных текстов, которая ведется в Европейском университете. С 2019 года в работу с документальным наследием блокады включился один из новых научных центров ЕУСПб — Центр изучения эго-документов «Прожито». Настоящий том посвящен феномену блокадного дневника. Его основная идея — ответить на вопрос «Что такое блокадный дневник?». Во вступительной статье известный поэт и филолог Полина Барскова анализирует практики ведения дневника в блокадном Ленинграде, рассказывает о его функциях, назначении, жанровых особенностях и содержании. В условиях катастрофического голода, холода, вражеских бомбардировок и обстрелов сотни тысяч людей оказались заперты в городе. У многих из них был доступ к бумаге и чернилам, и некоторые начали вести дневники. Записи велись людьми самых разных возрастов и социальных групп — от школьников до представителей партийной номенклатуры. В этом томе представлены семь наиболее характерных в жанровом отношении текстов, показывающие разные грани блокадных дневников. Послесловие Анастасии и Алексея Павловских посвящено месту блокадного дневника в структуре культурной памяти о блокаде, а также их символической значимости для различных этапов осмысления блокады Ленинграда, в том числе для современности.

Публикация этой книги стала возможной благодаря работе по собиранию и исследованию блокадных текстов, которая ведется в Европейском университете. С 2019 года в работу с документальным наследием блокады включился один из новых научных центров ЕУСПб — Центр изучения эго-документов «Прожито». Настоящий том посвящен феномену блокадного дневника. Его основная идея — ответить на вопрос «Что такое блокадный дневник?». Во вступительной статье известный поэт и филолог Полина Барскова анализирует практики ведения дневника в блокадном Ленинграде, рассказывает о его функциях, назначении, жанровых особенностях и содержании. В условиях катастрофического голода, холода, вражеских бомбардировок и обстрелов сотни тысяч людей оказались заперты в городе. У многих из них был доступ к бумаге и чернилам, и некоторые начали вести дневники. Записи велись людьми самых разных возрастов и социальных групп — от школьников до представителей партийной номенклатуры. В этом томе представлены семь наиболее характерных в жанровом отношении текстов, показывающие разные грани блокадных дневников. Послесловие Анастасии и Алексея Павловских посвящено месту блокадного дневника в структуре культурной памяти о блокаде, а также их символической значимости для различных этапов осмысления блокады Ленинграда, в том числе для современности.

Все герои этой книги живут в расположенном в небольшом немецком городке пансионе, принадлежащем пожилой даме, фрау Шульце. Квартиранты - все без исключения выходцы с Украины (вот такая у хозяйки прихоть) - между собой практически не общаются, и потому их истории почти не пересекаются, разворачиваясь каждая сама по себе. Общим, кроме места проживания, для них является одно - все они упорно пытаются казаться не теми, кем являются на самом деле. А за всеми своими постояльцами наблюдает хозяйка пансиона, знающая о них гораздо больше, чем они о себе. И это не простое любопытство, ведь из них ей нужно выбрать лишь одного - того, кто расшифрует для нее письмо из далекого прошлого.

Я знаю, что не должна писать эту книгу. Сказано ведь: "Можешь не писать - не пиши!" Нет, мне как раз писать очень понравилось... "Ну закажите мне еще, - что-то такое вякало со дна затылка. - Позвоните и предложите написать еще одну книгу". И позвонили, и предложили. "Они что, идиоты? - восклицает мой спутник - Какое продолжение?.." С тех пор как я назвала свою автобиографию "Идиотка", я стала трепетно относиться к этому слову. Слово "идиот" и все его производные исполнены для меня теперь многих смыслов. Ну вот, началось...

Я знаю, что не должна писать эту книгу. Сказано ведь: "Можешь не писать - не пиши!" Нет, мне как раз писать очень понравилось... "Ну закажите мне еще, - что-то такое вякало со дна затылка. - Позвоните и предложите написать еще одну книгу". И позвонили, и предложили. "Они что, идиоты? - восклицает мой спутник. - Какое продолжение?.." С тех пор, как я назвала свою автобиографию "Идиотка", я стала трепетно относиться к этому слову. Слово "идиот" и все его производные исполнены для меня теперь многих смыслов. Ну вот, началось...

Я знаю, что не должна писать эту книгу. Сказано ведь: "Можешь не писать — не пиши!" Нет, мне как раз писать очень понравилось… "Ну закажите мне еще, — что-то такое вякало со дна затылка. — Позвоните и предложите написать еще одну книгу". И позвонили, и предложили. "Они что, идиоты? — восклицает мой спутник. — Какое продолжение?.." С тех пор, как я назвала свою автобиографию "Идиотка", я стала трепетно относиться к этому слову. Слово "идиот" и все его производные исполнены для меня теперь многих смыслов. Ну вот, началось… 0

Я знаю, что не должна писать эту книгу. Сказано ведь: "Можешь не писать — не пиши!" Нет, мне как раз писать очень понравилось… "Ну закажите мне еще, — что-то такое вякало со дна затылка. — Позвоните и предложите написать еще одну книгу". И позвонили, и предложили. "Они что, идиоты? — восклицает мой спутник. — Какое продолжение?.." С тех пор, как я назвала свою автобиографию "Идиотка", я стала трепетно относиться к этому слову. Слово "идиот" и все его производные исполнены для меня теперь многих смыслов. Ну вот, началось… 0

Черная Земля - опаснейшее место в мире. Свет и тот страшится его. Что уж говорить о людях? Люди боятся. Боятся накхов - неведомых пришельцев из другого мира. Боятся черных драконов - бессловесных, но надежных стражей темного полуострова. А больше всего боятся тайны. Никто не знает в точности, что его будет ждать там… а я знаю. Меня там ждет Алиса. Я знаю, что она жива. Знаю. Не потому, что мне очень хотелось бы этого, а просто потому, что иначе… даже представить страшно. Нельзя оставлять друга в беде. И я верю, что найду ее. Пусть даже все препятствия мира выстроятся передо мной.

Схолии в переводе с греческого — небольшие комментарии на полях или между строк античной или средневековой рукописи. Дорогой мой читатель! В твоих руках книга, жанр которой мне трудно определить. Повесть это, роман или рассказ, не знаю. Скорее, это наш с тобой разговор. Я пока еще не знаю тебя, а ты не знаешь меня, но это поправимо. Когда ты прочитаешь эту книгу и перевернешь последнюю страницу, мы уже будем друзьями. А иначе зачем так много писать и занимать твое время? Эта книга о тех, кого я полюбил и продолжаю любить, даже если их уже и нет с нами. В ней нет ни одного проигравшего, несмотря на кажущийся поначалу трагизм ситуации, здесь все — только победители. В первую очередь, преодолевшие самих себя. Дорогой читатель, я не обещаю тебе, что, открыв эту книгу, ты получишь легкое развлекательное чтение. Нет. Потому что я хочу с тобою говорить. Вместе мы будем смеяться и вместе плакать. Потому что по-другому нельзя, если люди хотят стать друзьями, они должны быть друг с другом честными. А иначе зачем… Священник Александр Дьяченко.

Схолии в переводе с греческого — небольшие комментарии на полях или между строк античной или средневековой рукописи. Дорогой мой читатель! В твоих руках книга, жанр которой мне трудно определить. Повесть это, роман или рассказ, не знаю. Скорее, это наш с тобой разговор. Я пока еще не знаю тебя, а ты не знаешь меня, но это поправимо. Когда ты прочитаешь эту книгу и перевернешь последнюю страницу, мы уже будем друзьями. А иначе зачем так много писать и занимать твое время? Эта книга о тех, кого я полюбил и продолжаю любить, даже если их уже и нет с нами. В ней нет ни одного проигравшего, несмотря на кажущийся поначалу трагизм ситуации, здесь все — только победители. В первую очередь, преодолевшие самих себя. Дорогой читатель, я не обещаю тебе, что, открыв эту книгу, ты получишь легкое развлекательное чтение. Нет. Потому что я хочу с тобою говорить. Вместе мы будем смеяться и вместе плакать. Потому что по-другому нельзя, если люди хотят стать друзьями, они должны быть друг с другом честными. А иначе зачем… Священник Александр Дьяченко.

"Я не знаю, кто он такой - этот мсье Паскаль. Я пыталась это понять в течение всего времени, пока писала... Для себя я назвала этот роман "философской мистификацией", хотя не уверена, что это именно так. Наверняка знаю одно: этот текст был подземным родником, который сам прокладывал себе путь в темноте. Наверняка знаю другое: он сам найдет для себя много других путей. Наверняка знаю третье: если в жизни произойдет что-нибудь необычное, на вопрос: "Почему?" я буду отвечать: "Так хочет мсье Паскаль!".

Как зовут необычного друга большой фантазерки Тани? Кто живет на необитаемом острове? Чем закончился кулинарный поединок Серого Волка с бабушкой Красной Шапочки? Обо всем этом и о многом другом вы узнаете из новой энциклопедии дошкольника "Знай-ка!". Открывайте ее поскорее - и… веселые загадки, пословицы, скороговорки, увлекательные истории и занимательные иллюстрации помогут вам совместить приятное чтение с обучением. Перевод Е. С. Каплуненко.

Конфуций и Сократ - самые известные философы, один - в Древнем Китае, другой - в Древней Греции.Философские взгляды Конфуция и Сократа, записанные их выдающимися учениками.Впервые в одном сборнике собраны высказывания мудрых философов, у которых и сегодня читателю есть чему поучиться.

Греческий мыслитель Сократ был на восемьдесят лет моложе китайского философа Конфуция, но тем не менее они принадлежали одной эпохе, которую принято называть "осевым временем": временем поиска смысла жизни, появления новых представлений о справедливости, правде и спасении. Они оба были педагогами, оба учили современников обращать внимание не на частности жизни, а на общие идеи и правила, не навязывали своего мнения, стараясь пробудить в человеке его собственное. При этом Конфуций и Сократ шли разными путями: первый оглядывался на историю и во всем хотел видеть гармонию, такую свойственную китайскому менталитету, а второй искал истину в логике и верности суждений.

Конфуций и Сократ - самые известные философы, один - в Древнем Китае, другой - в Древней Греции.Философские взгляды Конфуция и Сократа, записанные их выдающимися учениками.Впервые в одном сборнике собраны высказывания мудрых философов, у которых и сегодня читателю есть чему поучиться.